Блог Ефимовой
Политика Уроки журналистики Культура Литература Громкие имена

О БЕЛЫХ ПАЛЬТО, ПИШУЩИХ ПИСЬМА, КОТОРЫЕ НЕ ДЕЛАЮТ ИХ ДОСТОЕВСКИМИ

Однажды решительный молодой человек, который боролся с властью так, что она его чуть не казнила, сел и написал письма. Не царю. Но Некрасов, прочитав их, сказал: «Новый Гоголь явился!»
Это был Достоевский и «Бедные люди»
Другой человек в другой стране тоже не был доволен руководством и чудом избежал гильотины. Писателем не был от слова «никогда». И все же сел и написал письма. Еще до нас, в XVIII веке Такие, что современники прочитали и подумали: «В каком, однако, мире мы живем». О том же самом думаю и я, открывая эту книгу в двадцать первом.
Это был Шодерло де Лакло и «Опасные связи».
Третий не мелочился. Будучи человеком премного одаренным в области яркого и бьющего наотмашь слова он присоединился к мастерам эпистолярного жанра.
И стал упрямо и много писать Самому Главному Человеку. Сразу. Без посредников. И тоже эти письма издал.
***********
Мы ходили по общему коридору в конце 70-х. Но молодая была молода до такой степени, что совсем его не запомнила. Однако шли годы, и ближе к концу 80-х, мы увидели в холле театра сосредоточенного на увиденном немолодого человека, который прекрасно писал о театре и даже иногда для театра. И его друг, режиссер, который в скором будущем достиг немыслимых финансовых высот, поставил его пьесу.
Не видела. Не осуждаю.
Люди, владеющие пером, как искусный фехтовальщик шпагой, нужны всегда и всегда.
Они многое могут. Растопить сердца, вытащить маленького человека из грязи, помочь людям раскрыть в себе неведомое – так, что те вместе с автором, облившись над рукописью слезами, станут чище и совершеннее. Поднимая и окружающий мир на новую высоту.
Тогда мне казалось, что редакция обрела такое перо. Эзопов язык 70-х дал стране угля в виде обоймы журналистов, которых знали поименно, каждая их статья становилась событием, из-за них выписывали газеты. Лучшие из этой обоймы рано или поздно становились писателями и драматургами. Потому что хорошо знали материал – об этом вдохновенно в годы застоя пел Владимир Трошин:
И о том, что дал рекорд шахтёр,
Что пилот забрался выше звёзд,
Раньше всех расскажет репортёр,
От забоя к небу строя мост.
Он с радистом ночью слушал вьюгу,
Вёрсты в поле мерил с агрономом,
Братом был, товарищем и другом
Людям, накануне незнакомым.
Трое суток шагать, трое суток не спать
Ради нескольких строчек в газете...
Время опровергло и певца, и автора стихов. Оказалось: чтоб нести читателям «правды негасимый свет», необязательно выбирать «бесконечные хлопоты эти».
Шахтеров, правда, забыли не сразу. В начале 90-х их часто объявляли прямой и явной угрозой тем, кто не встал на новую линию новой партии. Помните, «в столицу уже идут поезда с шахтерами, чтоб поддержать»?
Прошло совсем немного времени. И, как у Богомолова, «бабушка приехала». Постучать пустыми (то есть свободными от хлеба и денег) касками о брусчатку Васильевского спуска. Зрелище однако...
Но мастерам пера, особо востребованным в смутные времена, было уже не до них.
**********
Почему ему не понравилось быть в одних рядах с милым писателем, который долгие годы тихо и скромно вел в газете страницу сатиры и юмора, остается для меня загадкой. Злые языки говорили, что они когда-то учились в одной школе. И, может быть, писатель много знал... Сие мне неведомо. Но дарование и багаж идей писателя были, на мой, к примеру, взгляд, столь неоспоримы, что как только «пятый пункт» и отсутствие партбилета перестали быть препятствием на пути к руководящим позициям, предложила дать именно ему возможность стать заместителем главного редактора. Мне ужасно повезло - это случилось. И мы отлично рука об руку работали некоторое время. Думаю, достигли бы многого.
Но не умеющий отстаивать себя и тем паче скандалить в каком угодно виде писатель сдался под градом обвинений будущего мастера эпистолярного жанра в том, что вдохновленное и написанное им абсолютно не смешно, а в какой-то мере даже бездарно. Град сыпался публично, долго, методично с дальним и верным прицелом.
Грустный писатель сдался. Махнул рукой и ушел делать народное телевидение. «Времечко» показало, что он был прав. Но мне было грустно от того, что редакция потеряла замечательного, преданного ей человека. И непонятно, почему так жестоко нужно поступать с бывшими одноклассниками, если даже такой факт имел место быть.
Но человек решительный и смелый почему-то не захотел останавливаться за достигнутом. В редакции был и другой писатель, автор нашумевшей в свое время повести «Ловцы троллейбусов» и по несчастному совпадению выпускавший долгие годы страницу сатиры и юмора в «Литературной газете». Они с необъявленным конкурентом не только не были прежде однокашниками, но даже какое-то время ладили между собой. Да и что им было делить? Помню, как мы весело и беззлобно смеялись, когда мастер писем в рецензии на фильм «Patriot Games» назвал ленту «Патриотом Джеймсом» (в конце концов, ошибиться может каждый). Могли пребывать в одной компании, находить общие темы для разговоров. И даже не сразу поссориться...
Каким был повод для очередной личной неприязни я не знаю. Однако формы ее проявления не могли не оскорбить весьма яркого человека с очень тонкой душевной организацией – без которой, впрочем, настоящий писатель и не может состояться.
Ногти в буквально смысле борец за правильную расстановку кадров в редакции обломал о журналиста, добравшегося ныне до больших госвысот. До моего кабинета донеслись лишь отголоски потасовки в коридоре, о которой несколько дней вдохновенно рассказывали свидетели, сидя в редакционном баре. Говорят, более хрупкий (но тяжеловес в плане владения словом и делом) боец кричал, что будущий депутат Госдумы поцарапал его своими когтями и он теперь опасается заражения крови.
Как бы хотелось это наблюдать! Не повезло. Была занята другими делами. Да и вычислишь разве, когда случится очередная битва гиганта.
************
Ко мне борец за все хорошее относился с особым чувством. Во-первых, я была начальницей, ко мне прислушивались и возили на редакционной машине. С последней несправедливостью он смирился, когда его бывший театральный патрон стал банкиром и выделил ему личный транспорт с охраной. Не от депутата Госдумы, а от тех, кому могли не нравится его политические памфлеты, на которые он резко переключился с театральных рецензий. Какого рода "бесконечные хлопоты" ему приходилось прилагать для добычи фактуры, ибо героями статей стали уже не актеры и режиссеры, а вполне себе реальные большие политики, сцепившиеся в драке за вершину - не знаю. Греха на душу не возьму.
Во-вторых, время от времени я могла усомниться в каком-либо пассаже его творения, да еще и отказаться немедленно снять из номера всё на свете, чтобы разгрести место под шедевр. Драться с женщиной он не решался, но заголосить на всю редакцию голосом свекрови Зулейхи о том, как он устал зависеть от ПМС (в его полной расшифровке) зам. главного редактора – мог вполне.
В-третьих, он искренне не понимал, почему меня волнует то, что обычно в момент, когда шла планерка, редколлегия, любое обсуждение народом текущих срочных дел, он спокойно распахивал двери, входил, не снимая потрепанного камуфляжа, бросал на пол сумку и через головы всех собравшихся обращался к Самому Главному Человеку в редакции. Словно никого, кроме них двоих, и не существовало.
Недаром и свои эпистолярные шедевры он адресовал не какому-нибудь Макару Девушкину.
Недаром на поминках после похорон Димы Холодова он, произнося свое золотое слово, вспоминал, как до этого сталкивался в коридоре с незаметным парнем: то ли курьер, то ли...
Вооруженная опытом ежедневного общения с гением, нисколько не удивляюсь сегодня, что мастера пера, делатели кино и театральных перформансов, громче и выпуклей всех кричащие о бедах угнетенного народа, считают живых людей, которые по несчастью оказываются рядом, пылью под ногами и грязью под ногтями.
Они всей душой и другими частями тела – за нас, они – о высоком.
А мы-то тут причем?
************
Те авторы писем – про бедных молодых людей и горькую судьбу французских ловеласов – понимали, что несовершенство мира связано не с именем одного человека, а с каждым из нас, живущих на планете. Ибо любое мыслящее существо есть скопище достоинств и пороков. И мир зависит от того, какая энергия, в каком масштабе и где вырвется наружу. Читая нотации изо дня в день лишь одному из них, пусть и очень крутому, ничего не добьешься. Поскольку сто тысяч чертиков выглядывают изо всех углов: зависть, жадность, тщеславие, сластолюбие и много такого, о чем и в Библии говорится, и Данте в красках описал. Этих бы чертей и поставить на место мишени, коли считаешь себя метким стрелком.
На мелкие цели замахиваются лишь мелкие люди.
Я – не о персоналиях. А об истинных задачах большого художника, берущегося за перо.
*************
Газета «Коммерсант» от 11 ноября 1995 года: «По словам Минкина, руководство "МК" (помимо Гусева) решительно против его возвращения в редакцию, а «единственный способ сделать счастливой первого замредактора Наталью Ефимову — это уволить Минкина».
Драма в том, что человек иногда не видит, как сделать счастливым не другого, а самого себя. А это был тот самый случай, когда можно было изменить не только судьбу отдельной личности, но и самой газеты, которая всегда гордилась тем, что была для всех.
Рано или поздно любой может спросить самого себя, как Печорин у Лермонтова:
«Зачем я жил, для какой цели я родился? А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое… Но я не угадал своего назначения, я увлекся приманками страстей пустых…»
Не на пустые ли страсти мы часто тратим земную жизнь, забывая, что она конечна.
Много лет не имею счастья видеть, как торжествует кадровая справедливость большого гуманиста. Как процветает дом, который меня вырастил, бережно выпестовал, не жалея временами тумаков и затрещин.
Может показаться, что, оставив в один из самых кошмарных дней в моей жизни, родные стены, я проиграла.
Кому угодно.
Только не самой себе.
Р. S. Если отдельным могучим конспирологам захочется увидеть в этом повествовании «кампанию против» и всё такое – флаг им в руки. Только пусть сначала эти стратеги и тактики сопоставят силу армий:
За мастера эпистолярного жанра – трибуна издания с миллионными тиражами, гарантированное рабочее место не с последним окладом, 500 тысяч поклонников (по его же словам в 1995 году), которые готовы ходить за ним, как за новым Моисеем, если он надумает поменять дислокацию...
За мной – мои читатели, отсутствие стены за спиной долгие годы (счета в швейцарском банке у меня нет и никогда не было), безработная дочь и две мелких собаки, о пище и здоровье которых ежедневно приходится думать.
Много лет назад в какую-то отчаянную минуту я набрала в поисковике свое имя. И увидела одну-единственную ссылку – эту самую с цитатой «Коммерсанта».
Сегодня утром вспомнила об этом. И написала то, что вы прочли